Существует известная группа интеллигенции, примыкающей к Лиге наций. Лига наций поручила ей мобилизовать силы интеллигенции на спасение буржуазного человечества под видом борьбы с войной, конечно, в духе всей женевской политики. И Валери по этому поводу высказался, высказался в таком смысле, что-де величайшие умы, — он называет Гёте и т. д., при этом и о себе скромно думает, — должны, наконец, сказать свое слово. Он приглашает великих людей войти друг с другом в сношения путем переписки, конференций, съездов, где надо поставить вопросы войны и мира, религии и безбожия и т. д. И в то время как будут об этом рассуждать, — елей прольется на взволнованное море, — «великие умы» сговорятся между собой, и все будет по-хорошему.
Валери приоткрыл краешек занавеса, скрывающего всю глубину его утонченной души — и оказался… почти дураком. Я нисколько не преувеличиваю. То, что он пишет о войне, о политике, об ужасах наступающего большевизма — это все такие мещанские, такие обывательские жалкие идейки, что только руками можно развести. Вот тебе и человек утонченной культуры!
Из этого приходится умозаключить, что эти спецы утонченнейшей культуры теперь должны выбрать себе путь.
Те, которые думают, что грозящее варварство так страшно, что может сорвать все основы культуры, которые дают себя в этом убедить, которые достаточно прочно для этого прикованы золотыми цепями, те начинают собирать все аргументы за капитализм, стараются сделать их возможно более культурными; но чем больше приближаются к практическим вопросам политической экономии, тем более выявляется, что они, как вспомогательный отряд, ничего не значат, никакого значения в настоящем реальном конфликте не будут иметь даже в качестве людской силы.
Наоборот, те из этих людей утонченной культуры, которые, исходя из своей специальности, и констатируют наступление буржуазного варварства, переходят к коммунизму, подходят к нему, — это, в большинстве случаев, люди огромной силы таланта, ума и образованности. Для того чтобы быть спецом высокой культуры, надо быть, конечно, выдающимся человеком; те из них, кто находит в себе мужество порвать с капитализмом, — это не люди «чистой формы», не забавляльщики, у них есть также человеческие силы, некоторая степень энергии и решимости. Это фигуры крайне интересные, иногда героические. Я не имею здесь в виду Ромена Роллана — это писатель совсем другого типа.
Мы можем еще встретить на своем пути и старых и молодых людей утонченной культуры, которые найдут в себе силы протеста, несмотря на всяческие порицания и даже, может быть, гонения со стороны прежних своих единомышленников и всей буржуазии. С точки зрения симптома это для нас чрезвычайно важно, и с точки зрения возможной силы, которая вольется таким образом к нам, это тоже представляет собою немаловажное явление. Дело тут не только в расслоении интеллигенции, но и в распаде буржуазного общества в целом.
Мы должны углубленно, следя за деталями, следя за обстановкой развития, вдумчиво отмечать явления распада буржуазной интеллигенции со всеми его признаками — метанием, страхом перед кризисом и наступающим концом капитализма. Мы можем и должны помочь тем, кто решается сказать правду и порвать связывающие его цепи, — тем, у кого период колебаний принял затяжную и мучительную форму.
Вы, может быть, знаете, что был в Берлине молодой, очень даровитый офицер Шерингер, служил он в рейхсвере. Ему казалось, что рейхсвер недостаточно дрессируется для грядущей борьбы с пролетариатом; ему казалось, что Германия затоптана в грязь и для того, чтобы восстановить славное ее имя, надо разделаться с теми, у кого нет патриотизма, — только так можно избавиться от позорного мира и Веймарской конституции. Он вступил в фашистскую организацию и был присужден к тюрьме за заговор против тогдашнего правительства, ради скорейшего прихода фашистского правительства. Но в тюрьме он сделался коммунистом, и теперешнее фашистское правительство его, конечно, не выпустит. Он сделался коммунистом не в силу какой-то случайности. Просто он — очень правдивая, энергичная натура. Он хотел восстановления справедливости по отношению к Германии. Это толкнуло его на борьбу. Он оказался в тюрьме, он разбил свою карьеру, а там стал спорить с людьми, которые тоже сидят в тюрьме, и он узнал, что все лозунги, за которые он боролся, фальшивые, люди, за которыми он пошел, оказались такими людьми, которых он должен ненавидеть, так как это все гешефтствующие капиталисты и их слуги, которые именно не дают исхода из того мира несправедливости, из которого он хотел вырваться. И он сделался коммунистом.
Теперь имеется красный отряд его имени, куда вошли многие люди, ушедшие из фашистских и социал-фашистских военных организаций.
По этому поводу Троцкий написал целый ряд разных, довольно неприятно пахнущих инвектив — мы-де заключаем союз с офицерами, с людьми, которые недавно были патриотами и даже фашистами, и что это-де показывает, как мы отступаем от нашей программы. Но это, конечно, только со зла и огорчения говорит Троцкий, потому что на самом деле ничего этого нет. Существует глубочайший распад в рядах наших врагов. Очень часто эти трещины, которые знаменуют собою распад, проходят до самого сердца буржуазных стран, и эти трещины захватывают и отрывают от капитализма тех мелких буржуа, у которых по тем или другим причинам больше чуткости, больше отваги. И они вырываются из рядов нашего противника и находят путь к нам.
Ни в какой степени не будем закрывать глаз на некоторые недостатки и на то старое тряпье, которое на них может еще висеть. Ни в какой степени не будем считать их законченными коммунистами только потому, что они нас признают. Некоторые из них никогда, может быть, не дойдут до того, чтобы стать подлинными коммунистами. Но этот процесс распада и перехода к нам, процесс притяжения западной интеллигенции к магнитному полюсу — к пролетариату — этот процесс в высшей степени существен. С этой точки зрения имеют очень большое значение последние шаги и последний манифест Андре Жида,