(9) Ср. Роллан, т. 14, стр. 534.
(10) Имеются в виду слова Роллана:
...«Я верю в необходимость взаимопроникновения, любви и понимания. Любить, чтобы понимать. Понимать, чтобы любить. И стремиться к пониманию всего, всех людей, всех живых существ, даже самых враждебных. Нечего опасаться, что в натуре здоровой и сильной это может парализовать ее действенность. Наоборот, это усилит ее, сделает ее правой… четкой, гармоничной и незлобливой»
(11) Луначарский имеет в виду выступление Ленина на VIII съезде РКП(б), в котором он говорил:
...«Нам надо сейчас же, не ожидая поддержки от других стран, немедленно и сейчас же поднять производительные силы. Сделать это без буржуазных специалистов нельзя. Это надо раз навсегда сказать. Конечно, большинство этих специалистов насквозь проникнуто буржуазным миросозерцанием. Их надо окружить атмосферой товарищеского сотрудничества, рабочими комиссарами, коммунистическими ячейками, поставить их так, чтобы они не могли вырваться, но надо дать им возможность работать в лучших условиях, чем при капитализме, ибо этот слой, воспитанный буржуазией, иначе работать не станет»
(12) «Но я счел нужным отказаться от толстовского „аскетизма“» (см, Роллан, т. 14, стр. 533).
(13) Очевидно, речь идет о статье П. Б. Струве «Интеллигенция и революция» (см. «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции», М. 1909, стр. 127–145).
(14) После этих слов в издании 1930 года шел следующий текст:
...«Недавно в целом ряде буржуазных газет и журналов Запада была сочувственно напечатана речь Ромена Роллана по радио, касавшаяся панъевропейских планов г. Бриана.
В речи было немало хороших гуманных строк, немало умных оговорок, но отсутствовало главное: осуждение этого вида панъевропеизма, как слабо замаскированного милитаристического маневра, и притом откровенно направленного против СССР еще больше, чем против С. — А. С. Ш.
Опубликовывая характерные выдержки из этой речи в журнале „Огонек“, я снабдил их жестким комментарием.
Я рад констатировать, что Ромен Роллан сам понял, как постарались использовать это его выступление наши общие враги.
В журнале „Europe“ он опубликовал громовую статью „Разбойники мира“ (La piraterie de la paix), где гневно отмежевывается от лицемерных и циничных игроков под пацифизм и собственному своему пацифизму придает яркий воинствующий характер.
Конечно, это не значит, чтобы он занял революционные позиции, но его последняя статья лишний раз доказывает его мужество и прямоту, лишний раз подтверждает, что в его лице мы имеем твердого друга.
Повторяю, я глубоко рад этому, и со мною радуются многие»
(15) См. его статьи «Европа, расширься или умри. (Открытое письмо Гастону Риу)», «Письмо ВОКСу», «Прощание с прошлым» (Р. Ролла н, т. 13, стр. 203, 207, 211, 259).
(16) Луначарский не совсем точно цитирует конец басни Крылова «Кот и Повар».
(17) Имеется в виду международный антивоенный конгресс, состоявшийся 27–29 августа 1932 года в Амстердаме (Голландия).
(18) См. об этом статью «У Ромена Роллана» в наст. томе.
Последняя пьеса Пиранделло
Впервые напечатано в журнале «Вестник иностранной литературы», 1930, № 1.
Печатается по тексту первой публикации.
В Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (ниже: ЦПА ИМЛ) сохранилась машинописная копия варианта этой статьи без подписи и правки. Архивный вариант шире печатного текста. Он начинается следующим абзацем:
«Знаменитый итальянский драматург Пиранделло прислал мне авторизованный перевод своей последней пьесы с просьбой проредактировав его и помочь ему осуществить постановку этой пьесы на одной из московских сцен».
Далее следует текст печатного варианта статьи. После его заключительной фразы в архивном варианте следует:
...«В свое время Вахтангов, идя по линии известной пресыщенности театром (не своей, а той публики, которую Вахтангов знал до революции), поставил очаровательную „Турандот“ в этом же разрезе. Актеры играли не пьесу Гоцци, а играли какую-то труппу виртуозных любителей, затеявших подурачиться и посмешить публику вокруг пьесы Гоцци. Позднее театр Вахтангова от таких задач отошел, потому что волна новой публики и новых тем сделала для нас такое виртуозничанье ненужным.
Если бы у Пиранделло дело шло только о новых сложных пикантных приемах, только об изображении жгучего и раздражающего соуса для театрального блюда, то наш театр сделал бы лучше всего, пройдя мимо его новаторства и исканий. Но Пиранделло — большой и искренний художник. Быть может, самое подкупающее в нем — это его страстная любовь к театру, и поскольку пьеса „Нынче мы импровизируем“ является дифирамбом театру и его силам, поскольку она, с другой стороны, дает актеру возможность упражнять свои таланты на высоких образцах усложненного действия, я полагаю не только совершенно возможным, но, на мой взгляд, необходимым, чтобы какой-либо из наших театров, располагающий режиссерскими и актерскими силами, выполнил у нас этот замечательный спектакль. В некоторых театрах Запада он уже ставился и имел выдающийся успех. Я не сомневаюсь, что успех он будет иметь и у нас, но, конечно, по другим причинам, и успех совсем другой, гораздо более глубокого характера.
Приглашенный Пиранделло редактировать его пьесу, восхитительно сделанную авторски и очень хорошо переведенную Марьяновым, я не решился и не решусь наложить свою руку хотя бы на какую-нибудь деталь этого произведения, но я хочу снабдить текст предварительными редакторскими указаниями, где думаю отметить те места и элементы пьесы, которые, на мой взгляд, должны быть урегулированы или сокращены по воле самого постановщика. Для нашей публики кое-где необходимо внести больше порядка, кое-что довольно решительно сократить, притом, конечно, не в местах художественной правды, а в местах разрыва ее, где, как мне кажется, Пиранделло местами переступает границы, как в смысле их затянутости, так и в возможности внесения в публику некоторой сумятицы.