Том 6. Зарубежная литература и театр - Страница 144

144

Мир устроен так, что в нем можно весело играть свою роль, только не понимая, что ты находишься на сцене. Иначе преходимость всего существующего, бесцельность совершающегося отравит тебе весь акт, всю роль.

Спрашивается, как, преподнося подобную истину миру, можно открыть глаза ему на то, что он «сон», что он «спектакль», и в какой мере можно его исправить?

Исправление, очевидно, должно сводиться к тому, чтобы люди по-буддийски перестали придавать ценность молодости, красоте, честолюбию, чести, победе, удаче. Все это в их глазах должно быть отмечено знаком непрочности.

У нашего героя Фрэнсиса Бэкона мы тоже встречаем подобные горькие афоризмы. Он не чужд Монтеню, которого он знал. Однако это не характерно для него.

Смешным является предположение, будто Бэкон является автором Гамлета. Но что Бэкон ему родствен — в этом нет сомнения.

Чем особенно отличается Гамлет от своего прототипа Жака? Да тем, что в Гамлете есть и макиавеллизм, есть интеллектуализм, он: «Принц — талант, принц — человек, принц — воин». Это не просто «разговорщик» — это воин. (Это-то и соблазнило Акимова на его парадоксальную постановку в театре им. Вахтангова.) То, что Гамлет есть существо волевое, это уже чрезвычайно многим бросалось в глаза.

Да и стоит только перечесть знаменитые слова Гамлета, которыми кончается 3-е действие:

Приказ готов, подписан, запечатан
И школьным поручен моим друзьям.
Я доверяю им, как двум ехиднам.
Они должны дорогу мне очистить,
Герольдами вести меня к измене —
Так пусть ведут. Забавно будет видеть,
Как инженер взлетит с своим снарядом.
Под их подкоп, когда я не обчелся,
Я подведу другой, аршином глубже,
И он взорвет их до луны. О, как отрадно
Столкнуть две силы на одном пути.

Нечего и говорить, что так мог бы разговаривать и Ричард III, и Эдмунд, и Яго.

На таком пути Гамлет мог бы не только выдержать борьбу, но и одержать победу. Но это не радует его, ибо он знает, что «мир — тюрьма, и Дания самое гадкое отделение в ней».

Его острый ум проникает во все несовершенства мира. Но понимать несовершенства мира — это значит противопоставить им какие-то высокие идеалы. Действительно, Гамлету предносится какой-то выпрямленный мир, мир честных людей, честных отношений, но он не верит, что такой мир может когда-либо быть действительно воплощенным.

Гамлет больше всего уважает своего друга Горацио за то, что тот сам честен и стоек, то есть способен выносить обиды с достоинством. Гамлета волнует встреча с войском Фортинбраса:

Меня зовут великие примеры,
Великие, как мир. Вот это войско
И юный вождь, принц нежный и цветущий:
Его душа горит желаньем славы,
Лицом к лицу он встретился с безвестным
Исходом битв, и оболочку духа
Он предал смерти, счастью и мечам…

И, умирая, Гамлет не забыл о Фортинбрасе:

Горацио, я умираю. Яд
Стеснил мой дух.
Я не дождусь вестей
Из Англии, но предрекаю: выбор
Падет на молодого Фортинбраса.
Ему даю я голос мой предсмертный.

Это люди, которых Гамлет готов уважать. Они кажутся ему ведущими такую жизнь, которая улыбалась бы ему самому.

Монолог «Быть или не быть» настолько известен, что его не хочется приводить здесь полностью; но немного разобраться в нем, в данном аспекте, совершенно необходимо.

Оставим в стороне сомнения Гамлета, может ли человек рискнуть на самоубийство, не будучи уверен в том, что ждет его за гробом. Это особый мотив, нас сейчас не интересующий. Нас интересует, какой Гамлет видит эту жизнь. Он спрашивает:

Что благороднее: сносить ли гром и стрелы
Враждующей судьбы или восстать
На море бед и кончить их борьбою? —

и констатирует, что удел живых «грусть и тысячи ударов»:

Окончить жизнь — уснуть,
Не более. И знать, что этот сон
Окончит грусть и тысячи ударов —
Удел живых.

И дальше он несколько поясняет свою мысль. Он говорит:

Кто снес бы бич и посмеянье века,
Бессилье прав, тиранов притесненье,
Обиды гордого, забытую любовь,
Презренных душ презрение к заслугам,
Когда бы мог… —

и так далее.

Первое, что констатирует проснувшийся ум Шекспира, — это наличие тирании, отсутствие прав.

Здесь не место разбираться в том, какие социальные слои имел в виду показать Шекспир. Достаточно только констатировать, что первое и самое отвратительное в жизни, что находит разум, это глубокое противоречие между понятием права и действительностью, которая оказывается в распоряжении тирании. Дальше идут уже скорее чисто моральные жалобы Гамлета. Все сводится к тому же: есть люди очень плохие, низкие, недостойные, но общество построено таким образом, что они имеют власть, что они в состоянии угнетать других, презирать других, мир устроен таким образом, что лучшие люди, настоящие, благородные и умные люди оказываются жертвами.

Нечего говорить, что эта позиция явилась приемлемой не только для части «недовольных», то есть части той золотой молодежи из старой аристократии, которая была стиснута буржуазной монархией Елизаветы, и клевретом и доверенным лицом которой был Шекспир, но для части той самой интеллигенции, которая представляла талант, которая представляла людей искусства и от которой сам Шекспир был уже плоть от плоти.

144