Том 6. Зарубежная литература и театр - Страница 135

135

Между тем религиозная политика при Елизавете отличалась такими же безобразными зигзагами и сопровождалась такими же безобразными террористическими мерами, как и при ее папаше Генрихе VIII:

«Из духовенства, принадлежащего к чужой школе, каждый третий, а то и второй попадал на пытку или веревку, а то и под топор. Суды безусловно повиновались личной воле тюдоровской львицы и ее министра. Поводы создавать новых мучеников придумывались с большим остроумием. При казнях, которые ради застращивания совершались публично, случалось, что палачи плакали, а окружающие требовали освобождения жертвы или, наоборот, немедленного повешения, чтобы не длились пытки. А то ведь зачастую считалось необходимым, чтобы осужденный непременно собственными глазами видел, как из его живота выматывают кишки. Во время Елизаветы ради веры совершались самые ужасные преступления. Светские люди, уличенные в католицизме, попадали в тюрьмы или под штрафы.

Эта политика делалась то крепче, то слабее. Так, во время союза с Генрихом IV в 1593 году вдруг повеяло либерализмом и страшный мучитель Топлиф попал временно в немилость к Елизавете, но очень скоро после того она вернулась к самым беспощадным казням. Такая жизнь в области религии потрясала все основы уважения к ней и создавала базу для полного отхода от религии, для появления типа свободомыслящего человека». В сущности именно такими были и Шекспир и Бэкон. Вот что говорил об этом проф. Брандль в своей книге «Шекспир» (Brandl, Shakespeare; Leben — Umwelt — Kunst, 1922, стр. 7–8): «Подавляющее большинство этого одного поколения англичан пять раз меняло вероисповедание. В 1533 году Генрих VIII отрекся от Рима, но остался верным себе только шесть лет; в 1539 году он снова объявил себя сторонником тайной исповеди и мессы. Его юный преемник Эдуард VI — или, вернее, его протектор Сомерсет — ввел строго протестантский порядок богослужения. Шестью годами позднее Мария Испанская также круто повернула руль к Риму и осуществила свой план при помощи политических и хозяйственных мер, не встретив широкого сопротивления. Только пять лет продолжалось это, — и вот Елизавета, с 1558 года, снова начала осторожными маневрами восстанавливать господство системы своего отца. Она толковалась вначале как умеренная; речь шла только о защите добрых старых обычаев и уклонений от новшеств, название „протестант“ охотно давали континенту, а верного государству католика отличали от „паписта“. Национальная гордость и косность англичан удовлетворялись тем, что в формах и системе управления сохранялось много пережитков средневековья. Правда, островной народ восстал против владычества папы, но епископы остались, — тем более что они стали послушным орудием в руках короля, сохранившего за ними свободу действия. Все это не представлялось самовластием, так как королева Тюдор всегда выдвигала, как верховного распорядителя, парламент и закон; она так умело использовала правосознание англичан, что могла насмеяться над папской буллой об отлучении от церкви (1570 г.)».

Конечно, и выводы, которые делает проф. Брандль, совершенно верны. Мы уже сказали, что этот цинизм королей в религиозных вопросах, этот беспрестанный распад религиозных систем, это беспрестанное отрицание различными сектами друг друга, религиозная борьба посредством острой логики или еще более острого топора в руках палачей, — все это не могло не способствовать созданию базы для неверия.

Генрих VIII нашел среди своих слуг такого гениального, типичного представителя эпохи Возрождения, как Томас Мор (которого он, впрочем, замучил); Елизавета еще решительнее опиралась на новую интеллигенцию.

Бокль, положительное мнение которого о королеве мы только читали, свидетельствует: «Елизавета, найдя при своем восшествии на престол, что древние фамилии держатся старой религии, призвала естественным образом в свой совет таких лиц, от которых скорее можно было ожидать поддержки нововведениям, соответствовавшим духу времени. Она избрала людей, которые, не будучи стеснены связями с прошедшим, имели большую склонность в пользу современных интересов. Два Бэкона, два Сэсиля (Берлея), Садлер, Смит, Трогмортон, Вальсингам — все это знаменитейшие государственные люди и дипломаты ее царствования, и все они были членами палаты общин; одного только возвела она в достоинство пэра. Люди эти, конечно, не были замечательны ни настоящими родственными связями, ни славою своих предков; они обратили, однако, на себя внимание Елизаветы своими замечательными способностями и своей решимостью поддерживать религию, против которой старинная аристократия, естественно, восставала. Замечательно, что между обвинениями, взводимыми на эту королеву католиками, находятся порицания не только за отступление от старой религии, но и за пренебрежение к старинному дворянству» (Бокль, «История цивилизации в Англии», 4-е изд. Павленкова, 1906, стр. 264).

Бокль дополняет в подстрочном примечании на той же странице:

«Одним из обвинений, которые в 1558 году Сикст V публично высказал против Елизаветы, было, что „она отвергла и удалила от себя старинное дворянство, а возвысила людей темных“. Персоне также попрекает ее низкорожденными министрами и говорит, что она находится под влиянием „особенно пяти лиц — все они вышли из массы — это Бэкон, Сэсиль, Дедлей, Гаттон и Вальсингам“. Кардинал Аллен порицал ее за „немилость к старинному дворянству, за возведение во все гражданские и церковные звания низких и недостойных людей“, прибавляя, что Елизавета оскорбила Англию „великим пренебрежением и унижением старинного дворянства, которое она устраняла от участия в управлении, от должностей и почетных мест“».

135